Директор Theatre du Chatelet Тома Лорио-ди-Прево о новой репертуарной политике и Теодоре Курентзисе - «Театр»

— После двух лет ремонта у Театра Шатле появились не только новые интерьеры и самые современные технические возможности, но и новые художественные задачи — театр без границ, театр для широкой публики, театр как часть политики социальной интеграции. С чем это связано?

— Новаторство в искусстве, смешение эстетик и стилей, новые формы искусства, артисты с мировым именем и неофиты — это исторические традиции Театра Шатле, которыми мы во многом обязаны Сергею Дягилеву, и мы хотим их продолжать. Вопрос — как? Какие сегодня задачи стоят перед культурой? В современном обществе политика — яблоко раздора, она только сталкивает людей, и я вижу в этом очень большую опасность. Старые однородные общества исчезают, поэтому нам надо учиться жить вместе, искать общие ценности. И для культуры разность — это не проблема, а богатство, очень продуктивный материал, из которого рождаются новые, интересные формы. Я не говорю, что мы поймем друг друга, это крайне сложно, но я уверен, что искусство способно дать нам общий опыт, который хотя бы на время, хотя бы в театре нас объединит. Самое сложное — достучаться до тех, кто рос вне культурного контекста, и поверьте, это не только семьи иммигрантов, но и коренные французы, и их очень много. Современный театр должен быть открыт для всех людей без исключения.

— Это интересно, потому что в России у Теодора Курентзиса сложилась репутация дирижера для избранных.

— Во Франции мы видим Теодора совсем иначе. Его невероятная харизма, его особенная манера, смелая интерпретация музыкального наследия находят отклик у молодой аудитории. Ведь сегодня во Франции, несмотря на колоссальные усилия концертных залов, публика классических концертов все равно очень старая. Это наша большая проблема. А благодаря Теодору мы можем сказать: послушайте, каким современным и революционным может быть Моцарт.

— Как вы составляли программу его концертов?

— Учитывая интересы и Теодора, и наши с Рут (Рут Маккензи — арт-директор Театра Шатле.— “Ъ”). Программа еще утверждается, но ее принцип — совместить что-то очень узнаваемое — как Моцарт, и менее известное — Жан-Филипп Рамо, например, или Габриэль Форе. Они хоть и французы, но широкая публика плохо знает их творчество. И хочется верить, что люди придут не только на громкое имя Моцарта, но и на Форе, услышав, что за пультом тот самый дирижер, который так современно интерпретировал «Реквием». А меломаны со стажем, в свою очередь, придут на новую трактовку знакомого произведения.

— Вы также планируете совместный фестиваль с Теодором Курентзисом. Каким он будет? И имеет ли он отношение к Дягилевскому фестивалю в Перми?

— Нет, это отдельный фестиваль, который мы хотим провести в будущем сезоне. Планируется, что Теодор и MusicAeterna будут приглашенными артистами Театра Шатле. В этом фестивале для нас важна идея Дягилева о новом искусстве без границ, о свободном выборе артистов и художников, о соединении разных точек зрения, в результате которых рождаются новые формы. У Теодора есть свой взгляд не только на музыку, но и на искусство в целом, и нам это близко и любопытно.

— Какая все-таки роль у Курентзиса в этом фестивале? Куратор? Дирижер? В «Дау» он был актером.

— Пока он будет выступать в своей привычной роли дирижера и куратора фестиваля, а там посмотрим.

— Русская тема была задана еще до открытия, когда Театр Шатле в строительных лесах, преодолев все трудности с согласованиями, все же принял нашумевший проект Ильи Хржановского «Дау». Зачем вам это понадобилось?

— «Дау» стал для нас совершенной авантюрой, в которой мы не могли не поучаствовать, потому что Театр Шатле всегда был очень тесно связан с русскими художниками, режиссерами, артистами — визионерами, провидцами от искусства. И конечно, Илья — режиссер такого уровня. А «Дау» — абсолютно новая форма отношений с публикой. У меня даже метафора родилась: искусство — это вода, а повседневная жизнь — камень, и эта вода проникает везде, сама жизнь становится искусством, и наоборот.

— В России говорят — «вода камень точит»…

— Точно! Наша задача, чтобы между артистами и людьми не было стен, не было границ, в том числе и психологических. И «Дау» стал предвестником нашего творческого манифеста.

— Для открытия театра после ремонта вы тоже выбрали русское название — «Парад» — легендарный спектакль, придуманный Дягилевым, Кокто, Сати, Мясиным и Пикассо. Почему вы предпочли сделать из него цирковое представление, а не восстановить историческую версию с хореографией Мясина?

— Цирк — последнее, что ждешь увидеть в таком театре, как Шатле. Но это несправедливо по отношению к цирковому искусству, которое требует от артистов не меньшего мастерства, чем в балете. В России цирк любят и ценят, он ваша великая традиция. А во Франции — нет, его всегда ставили на несколько ступеней ниже, чем балет и оперу, что, на мой взгляд, глупо и несправедливо. Популярность цирка среди простых людей — это его сила, а не слабость. Ведь главное — художественное высказывание, история, которую рассказывают артисты, а не условное место в условной иерархии. Поэтому нам было важно дать первое слово цирковым артистам. В «Параде» соотношение между профессиональными артистами и любителями было 50 на 50. И мы будем продолжать привлекать непрофессионалов. В нашей первой премьере, в «Праведниках» по одноименной пьесе Альбера Камю — опять, кстати, русская тема — пел любительский хор. Изначально было почти двести человек, для постановки отобрали десять. Камю для них был открытием, они никогда его не читали. Но и для режиссера Абд аль-Малика это тоже был очень любопытный творческий опыт — видеть, какой впечатление текст Камю производит на современных молодых людей. Если мы верим, что артисты помогают нам видеть общество, то и артисты должны быть из этого общества. Хотя, конечно, есть режиссеры, которые не хотят иметь дело с непрофессионалами. Но у нас в репертуаре место найдется для всех.

Вчера в Париже с концертом в Theatre du Chatelet выступили Теодор Курентзис и его оркестр и хор MusicAeterna. Они представили французам свой главный гастрольный хит — версию «Реквиема» Моцарта. Знаменитая заупокойная месса — первая в серии выступлений Курентзиса в парижском театре, где экс-худрук Пермского театра оперы и балета желанный гость. О новой репертуарной политике и о том, как в нее вписываются совместные планы с Теодором Курентзисом, проект Ильи Хржановского «Дау» и наследие Дягилевских сезонов, Мария Сидельникова расспросила генерального директора Theatre du Chatelet Тома Лорио-ди-Прево. — После двух лет ремонта у Театра Шатле появились не только новые интерьеры и самые современные технические возможности, но и новые художественные задачи — театр без границ, театр для широкой публики, театр как часть политики социальной интеграции. С чем это связано? — Новаторство в искусстве, смешение эстетик и стилей, новые формы искусства, артисты с мировым именем и неофиты — это исторические традиции Театра Шатле, которыми мы во многом обязаны Сергею Дягилеву, и мы хотим их продолжать. Вопрос — как? Какие сегодня задачи стоят перед культурой? В современном обществе политика — яблоко раздора, она только сталкивает людей, и я вижу в этом очень большую опасность. Старые однородные общества исчезают, поэтому нам надо учиться жить вместе, искать общие ценности. И для культуры разность — это не проблема, а богатство, очень продуктивный материал, из которого рождаются новые, интересные формы. Я не говорю, что мы поймем друг друга, это крайне сложно, но я уверен, что искусство способно дать нам общий опыт, который хотя бы на время, хотя бы в театре нас объединит. Самое сложное — достучаться до тех, кто рос вне культурного контекста, и поверьте, это не только семьи иммигрантов, но и коренные французы, и их очень много. Современный театр должен быть открыт для всех людей без исключения. — Это интересно, потому что в России у Теодора Курентзиса сложилась репутация дирижера для избранных. — Во Франции мы видим Теодора совсем иначе. Его невероятная харизма, его особенная манера, смелая интерпретация музыкального наследия находят отклик у молодой аудитории. Ведь сегодня во Франции, несмотря на колоссальные усилия концертных залов, публика классических концертов все равно очень старая. Это наша большая проблема. А благодаря Теодору мы можем сказать: послушайте, каким современным и революционным может быть Моцарт. — Как вы составляли программу его концертов? — Учитывая интересы и Теодора, и наши с Рут (Рут Маккензи — арт-директор Театра Шатле.— “Ъ”). Программа еще утверждается, но ее принцип — совместить что-то очень узнаваемое — как Моцарт, и менее известное — Жан-Филипп Рамо, например, или Габриэль Форе. Они хоть и французы, но широкая публика плохо знает их творчество. И хочется верить, что люди придут не только на громкое имя Моцарта, но и на Форе, услышав, что за пультом тот самый дирижер, который так современно интерпретировал «Реквием». А меломаны со стажем, в свою очередь, придут на новую трактовку знакомого произведения. — Вы также планируете совместный фестиваль с Теодором Курентзисом. Каким он будет? И имеет ли он отношение к Дягилевскому фестивалю в Перми? — Нет, это отдельный фестиваль, который мы хотим провести в будущем сезоне. Планируется, что Теодор и MusicAeterna будут приглашенными артистами Театра Шатле. В этом фестивале для нас важна идея Дягилева о новом искусстве без границ, о свободном выборе артистов и художников, о соединении разных точек зрения, в результате которых рождаются новые формы. У Теодора есть свой взгляд не только на музыку, но и на искусство в целом, и нам это близко и любопытно. — Какая все-таки роль у Курентзиса в этом фестивале? Куратор? Дирижер? В «Дау» он был актером. — Пока он будет выступать в своей привычной роли дирижера и куратора фестиваля, а там посмотрим. — Русская тема была задана еще до открытия, когда Театр Шатле в строительных лесах, преодолев все трудности с согласованиями, все же принял нашумевший проект Ильи Хржановского «Дау». Зачем вам это понадобилось? — «Дау» стал для нас совершенной авантюрой, в которой мы не могли не поучаствовать, потому что Театр Шатле всегда был очень тесно связан с русскими художниками, режиссерами, артистами — визионерами, провидцами от искусства. И конечно, Илья — режиссер такого уровня. А «Дау» — абсолютно новая форма отношений с публикой. У меня даже метафора родилась: искусство — это вода, а повседневная жизнь — камень, и эта вода проникает везде, сама жизнь становится искусством, и наоборот. — В России говорят — «вода камень точит»… — Точно! Наша задача, чтобы между артистами и людьми не было стен, не было границ, в том числе и психологических. И «Дау» стал предвестником нашего творческого манифеста. — Для открытия театра после ремонта вы тоже выбрали русское название — «Парад» — легендарный спектакль, придуманный Дягилевым, Кокто, Сати, Мясиным и Пикассо. Почему вы предпочли сделать из него цирковое представление, а не восстановить историческую версию с хореографией Мясина? — Цирк — последнее, что ждешь увидеть в таком театре, как Шатле. Но это несправедливо по отношению к цирковому искусству, которое требует от артистов не меньшего мастерства, чем в балете. В России цирк любят и ценят, он ваша великая традиция. А во Франции — нет, его всегда ставили на несколько ступеней ниже, чем балет и оперу, что, на мой взгляд, глупо и несправедливо. Популярность цирка среди простых людей — это его сила, а не слабость. Ведь главное — художественное высказывание, история, которую рассказывают артисты, а не условное место в условной иерархии. Поэтому нам было важно дать первое слово цирковым артистам. В «Параде» соотношение между профессиональными артистами и любителями было 50 на 50. И мы будем продолжать привлекать непрофессионалов. В нашей первой премьере, в «Праведниках» по одноименной пьесе Альбера Камю — опять, кстати, русская тема — пел любительский хор. Изначально было почти двести человек, для постановки отобрали десять. Камю для них был открытием, они никогда его не читали. Но и для режиссера Абд аль-Малика это тоже был очень любопытный творческий опыт — видеть, какой впечатление текст Камю производит на современных молодых людей. Если мы верим, что артисты помогают нам видеть общество, то и артисты должны быть из этого общества. Хотя, конечно, есть режиссеры, которые не хотят иметь дело с непрофессионалами. Но у нас в репертуаре место найдется для всех.