Блицинтервью - «Театр»

Художественный руководитель Транссибирского арт-фестиваля Вадим Репин рассказал Алексею Мокроусову о том, как приходилось менять фестивальные программы, и о том, каково это — играть концерт на камеру.

— Не жалеете, что программу пришлось переиначивать на ходу?

— Мне жалко, но я не жалею. Было запланировано столько всего интересного, мы год работали над фестивалем. Конечно, жалко, что все это пришлось забыть и действовать по фактической ситуации. Как в военное время. Приходилось импровизировать. Но у меня была очень сильная поддержка, прежде всего со стороны Светланы (Захаровой.— “Ъ”). Если честно, я ей дал несколько вариантов отхода, которые выглядели бы правильно и выполнимо. Это было абсолютно ее собственное решение — прилететь на открытие.

— Насколько я знаю, она сомневалась до последнего.

— Конечно.

— Когда было принято решение?

— В ночь перед полетом.

— Танцовщики тоже сомневались до последнего?

— Это уже был вопрос коллегиальности, преданности делу, потому что все, за исключением Дениса Медведева, выступали с ней в этой программе прежде. Но они все боялись, и еще как. Особенно сложно было Якопо Тисси, его родители в Италии, он хорошо знает, что происходит на пике всей этой истории. Решение выглядело героическим для всех. А глубина планирования была два с половиной часа.

— Но концерт открытия все же отменили.

— Его было невозможно сделать без многочисленных иностранных участников, выбора не было. Но поскольку мы уже дней за десять до начала фестиваля поняли, что многое придется перенести на осень, «Летучая мышь» сразу попала в этот список.

— Будет ли фестиваль-2021 планироваться с учетом опыта этого года и, скажем, пытаться развести русских и зарубежных участников по разным программам, чтобы при форс-мажоре было бы легче менять солистов?

— Фестиваль невозможно планировать с учетом этого опыта. Но некоторые артисты уже подтвердили участие в осенней части программы, они будут «держать» сентябрьские даты, ноябрьские и декабрьские, так что три-четыре концерта уже есть. В октябре не могу я, ноябрь тоже забит, но я могу приехать на несколько дней. Декабрь был оставлен для отпуска, в крайнем случае придется проводить его на фестивале. Главное — мы заручились поддержкой губернатора Новосибирской области.

— А если карантин не снимут, концерты будут только с российскими исполнителями?

— Не знаю. Это уже не планирование. Сейчас столько отмен, организаторы по всей планете стараются перенести весенние планы на осень, там будет такое столпотворение концертов и предложений, если удастся за лето забыть вирус! Ощущение, что лет через сорок-пятьдесят потомки будут читать о нынешнем годе так, как мы читаем сегодня об испанке после Первой мировой. Но фестиваль 2021 года мы будем строить как обычно, делая вид, что ничего не было. Многое прояснится через три-четыре месяца.

— Легко ли находились замены?

— Все истории были разные. Кто-то боялся лететь, кто-то на карантине, кто-то играл свои концерты, которые в итоге отменились,— не знаю, жалеют они или нет. В итоге оказалось, что я играю каждый день программы, которые были разбросаны на весь фестиваль.

— Пустой зал — это как-то успокаивает?

— Нервничаю, как всегда. В концертах с оркестром или в камерных программах вдохновение у музыканта, радость исполнения — обычные именно для концерта, исполнение на камеру не то же самое, что генеральная репетиция. Хотя новая задача отнимает определенное время — необходимость привыкнуть к отсутствию публики в зале. Так что в каком-то смысле запись на камеру намного труднее.

— Но это и не студийная запись, которую вы не очень жалуете?

— Это абсолютно новый опыт, борьба двух миров в голове, вроде и не концертное исполнение, когда тебе дан единственный шанс, и не студийная запись, когда в любой момент можно повторить. Здесь другой тип риска, хотя в итоге каждый болеет за качество самого звука. Сама задача иная — передавать звуком эмоции в микрофон, это особое искусство. На концерте акустическая грязь порой как раз придает эмоции, в студии же микрофон хватает ее как что-то некачественное, каждый музыкант, готовясь к студийным записям, делает на это поправку.

— В моду поневоле входят онлайн-концерты, если ситуация с карантином затянется. Изменят ли они нашу музыкальную жизнь?

— Думаю, внимание к ним сегодня — это первая реакция, как дальше будет развиваться ситуация, непонятно, но наличие публики в зале — одна из важнейших составляющих, да и для слушателя живое исполнение важно. Скорее изменятся другие стороны концертной жизни, планирование или гонорары.

— Изменились ли гонорары в связи со срочной заменой программы?

— Нет, они обычные. Мы работаем в рамках нашего бюджета, это 40 млн руб. на все, исключений не будет.

Художественный руководитель Транссибирского арт-фестиваля Вадим Репин рассказал Алексею Мокроусову о том, как приходилось менять фестивальные программы, и о том, каково это — играть концерт на камеру. — Не жалеете, что программу пришлось переиначивать на ходу? — Мне жалко, но я не жалею. Было запланировано столько всего интересного, мы год работали над фестивалем. Конечно, жалко, что все это пришлось забыть и действовать по фактической ситуации. Как в военное время. Приходилось импровизировать. Но у меня была очень сильная поддержка, прежде всего со стороны Светланы (Захаровой.— “Ъ”). Если честно, я ей дал несколько вариантов отхода, которые выглядели бы правильно и выполнимо. Это было абсолютно ее собственное решение — прилететь на открытие. — Насколько я знаю, она сомневалась до последнего. — Конечно. — Когда было принято решение? — В ночь перед полетом. — Танцовщики тоже сомневались до последнего? — Это уже был вопрос коллегиальности, преданности делу, потому что все, за исключением Дениса Медведева, выступали с ней в этой программе прежде. Но они все боялись, и еще как. Особенно сложно было Якопо Тисси, его родители в Италии, он хорошо знает, что происходит на пике всей этой истории. Решение выглядело героическим для всех. А глубина планирования была два с половиной часа. — Но концерт открытия все же отменили. — Его было невозможно сделать без многочисленных иностранных участников, выбора не было. Но поскольку мы уже дней за десять до начала фестиваля поняли, что многое придется перенести на осень, «Летучая мышь» сразу попала в этот список. — Будет ли фестиваль-2021 планироваться с учетом опыта этого года и, скажем, пытаться развести русских и зарубежных участников по разным программам, чтобы при форс-мажоре было бы легче менять солистов? — Фестиваль невозможно планировать с учетом этого опыта. Но некоторые артисты уже подтвердили участие в осенней части программы, они будут «держать» сентябрьские даты, ноябрьские и декабрьские, так что три-четыре концерта уже есть. В октябре не могу я, ноябрь тоже забит, но я могу приехать на несколько дней. Декабрь был оставлен для отпуска, в крайнем случае придется проводить его на фестивале. Главное — мы заручились поддержкой губернатора Новосибирской области. — А если карантин не снимут, концерты будут только с российскими исполнителями? — Не знаю. Это уже не планирование. Сейчас столько отмен, организаторы по всей планете стараются перенести весенние планы на осень, там будет такое столпотворение концертов и предложений, если удастся за лето забыть вирус! Ощущение, что лет через сорок-пятьдесят потомки будут читать о нынешнем годе так, как мы читаем сегодня об испанке после Первой мировой. Но фестиваль 2021 года мы будем строить как обычно, делая вид, что ничего не было. Многое прояснится через три-четыре месяца. — Легко ли находились замены? — Все истории были разные. Кто-то боялся лететь, кто-то на карантине, кто-то играл свои концерты, которые в итоге отменились,— не знаю, жалеют они или нет. В итоге оказалось, что я играю каждый день программы, которые были разбросаны на весь фестиваль. — Пустой зал — это как-то успокаивает? — Нервничаю, как всегда. В концертах с оркестром или в камерных программах вдохновение у музыканта, радость исполнения — обычные именно для концерта, исполнение на камеру не то же самое, что генеральная репетиция. Хотя новая задача отнимает определенное время — необходимость привыкнуть к отсутствию публики в зале. Так что в каком-то смысле запись на камеру намного труднее. — Но это и не студийная запись, которую вы не очень жалуете? — Это абсолютно новый опыт, борьба двух миров в голове, вроде и не концертное исполнение, когда тебе дан единственный шанс, и не студийная запись, когда в любой момент можно повторить. Здесь другой тип риска, хотя в итоге каждый болеет за качество самого звука. Сама задача иная — передавать звуком эмоции в микрофон, это особое искусство. На концерте акустическая грязь порой как раз придает эмоции, в студии же микрофон хватает ее как что-то некачественное, каждый музыкант, готовясь к студийным записям, делает на это поправку. — В моду поневоле входят онлайн-концерты, если ситуация с карантином затянется. Изменят ли они нашу музыкальную жизнь? — Думаю, внимание к ним сегодня — это первая реакция, как дальше будет развиваться ситуация, непонятно, но наличие публики в зале — одна из важнейших составляющих, да и для слушателя живое исполнение важно. Скорее изменятся другие стороны концертной жизни, планирование или гонорары. — Изменились ли гонорары в связи со срочной заменой программы? — Нет, они обычные. Мы работаем в рамках нашего бюджета, это 40 млн руб. на все, исключений не будет.