Новое шоу Цирка дю Солей посвящено Мексике - «Театр»

Luz по-испански «свет», Lluvia — «дождь». И в общем, эти две стихии определяют шоу под названием «Luzia», или «Лусия», у которого есть подзаголовок: «Мексика. Сон наяву». Двухчасовое шоу действительно напоминает не цирк, а сновидческий трип по Мексике: звенящей от засушливой жары, залитой тропическим ливнем, а к концу ошарашивающей бескрайним застольем.

38-е по счету шоу Цирка дю Солей поставил швейцарец Даниэле Финци Паска, клоун, мудрец и режиссер с большим стажем. Если вы любите дю Солей, то, конечно, помните его «Corteo», а если ходите в театр, то видели его спектакль «Донка. Послание к Чехову». Есть такой термин — «новый цирк», это когда цирк обретает сюжет и смысл, а театр учится быть виртуозным и акробатически-точным. Новым цирком и занимается Финци Паска. С одной поправкой: что бы он ни ставил, его спектакли всегда окутаны дымкой ностальгии.

Попав на «Лусию», вы с ходу погружаетесь в воспоминания о Мексике, каждый — в свои. Кобальтово-синий и особый розовый, ярко-желтый и червонный — кому-то традиционные для Мексики цвета напоминают кадры гринуэевского «Эйзенштейна в Гуанахуато». А мои английские соседки тут же защебетали что-то про закат на океане.

Если по порядку, то сделано это так: в центре Альберт-холла сооружена сцена, в которой примерно 95 тыс. мелких отверстий (через них уходит вода). Говорят, в Мексике столько же видов дождя, сколько облаков, из которых он льется, так что именно вода стала важным элементом действия. Главным же элементом сценографии художник Эухенио Кабальеро сделал большой круглый диск, символизирующий солнце, луну, ацтекский календарь, а иногда вдруг очертаниями и рельефом напоминающий о знаменитых доколумбовых руинах. Диск меняет цвет, вращается, надвигаясь на зрителя, и кажется легким, хотя весит две тонны, но здесь все кажется легким и теряет вес.

По сюжету с неба, то есть с самолета, на парашюте спускается путешественник (клоун Эрик Коллер). Ошалев от бескрайнего поля желтых бархатцев, он обнаруживает торчащий из земли большой ржавый ключ, поворачивает — пространство скрипит и преображается.

Синий конь скачет вслед за гигантской бабочкой — животных в дю Солей не используют принципиально, в коня забрались трое артистов, но конь, конечно, живой, как и бабочка. В старинном салуне трое «нижних» — джентльмены в рубашках и галстуках, подбрасывают, по-особому закрутив, «верхнюю» (номер «Адажио»). В салун с видом завсегдатаев заходят гигантские пауки, зрителям подмигивают кактусы. Ничего не понимающий в местных нравах клоун-турист изображает езду на велосипеде, не выпуская изо рта футбольного свистка (как же в Мексике без футбола!), и наконец забивает ревущему от хохота залу пенальти. Слишком разгорячившись, хочет добыть воды — струи дождя играют с ним в прятки: льют за шиворот, пока он вытягивает руки с фляжкой, и дурачат до полного изнеможения. Не сразу замечаешь, что у водяного занавеса есть узор — вышивка в виде цветов и животных. Это не видеопроекция: в 14 метрах над сценой устроен специальный мост, на нем резервуар с водой и шина с 174 форсунками, каждая из которых управляется индивидуально — так можно рисовать на дожде.

Действие разогревает зрителей потихоньку, как будто нехотя, доводя до рева и визга. Эквилибрист Уго Ляфоле изображает всего лишь спасателя на пляже, а потом понимаешь, что он стоит на руках на вершине «этажерки» высотой в 12 метров. Жонглер Сильос Питляк уже не подбрасывает булавы — они вроде летают сами, одна падает, зал визжит; тот начинает заново — причем еще быстрее и быстрее.

Были еще «Русские качели», где Татьяна Юркавец перепархивала с одной движущейся плоскости на другую: расстояние между ними — метров пять или больше. Был «Танцующий каучук» — номер, в котором Алексей Голобородько, неофициально признанный самым гибким человеком планеты, обвивал себя гигантской змеей — а потом оказывалось, что это его же ноги.

Стоило бы еще сказать про особый занавес-цилиндр — он сделан в традиционной технике вырезания из бумаги и каждый рисунок на нем не случаен, но вникать в это опасно — можно увязнуть. Потому что после «Лусии» ты начинаешь читать все, что с ней связано,— биографии артистов (в дю Солей работает много выходцев из России и бывшего СНГ, да и вообще там что ни судьба — то роман), книги про Мексику, книги про цирк. И чем больше читаешь, тем крепче желание бросить все и уйти вместе с дю Солей. Вот как с цыганами раньше уходили.

В эти дни в Королевском Альберт-холле в Лондоне идет «Luzia» — новое для Европы шоу Цирка дю Солей, уже обкатанное в Америке. Такого грандиозного выездного представления у самого знаменитого в мире цирка не было давно. 19 марта шоу стартует в Москве, во Дворце гимнастики Ирины Винер-Усмановой. В Лондоне с ним ознакомилась Алла Шендерова. Luz по-испански «свет», Lluvia — «дождь». И в общем, эти две стихии определяют шоу под названием «Luzia», или «Лусия», у которого есть подзаголовок: «Мексика. Сон наяву». Двухчасовое шоу действительно напоминает не цирк, а сновидческий трип по Мексике: звенящей от засушливой жары, залитой тропическим ливнем, а к концу ошарашивающей бескрайним застольем. 38-е по счету шоу Цирка дю Солей поставил швейцарец Даниэле Финци Паска, клоун, мудрец и режиссер с большим стажем. Если вы любите дю Солей, то, конечно, помните его «Corteo», а если ходите в театр, то видели его спектакль «Донка. Послание к Чехову». Есть такой термин — «новый цирк», это когда цирк обретает сюжет и смысл, а театр учится быть виртуозным и акробатически-точным. Новым цирком и занимается Финци Паска. С одной поправкой: что бы он ни ставил, его спектакли всегда окутаны дымкой ностальгии. Попав на «Лусию», вы с ходу погружаетесь в воспоминания о Мексике, каждый — в свои. Кобальтово-синий и особый розовый, ярко-желтый и червонный — кому-то традиционные для Мексики цвета напоминают кадры гринуэевского «Эйзенштейна в Гуанахуато». А мои английские соседки тут же защебетали что-то про закат на океане. Если по порядку, то сделано это так: в центре Альберт-холла сооружена сцена, в которой примерно 95 тыс. мелких отверстий (через них уходит вода). Говорят, в Мексике столько же видов дождя, сколько облаков, из которых он льется, так что именно вода стала важным элементом действия. Главным же элементом сценографии художник Эухенио Кабальеро сделал большой круглый диск, символизирующий солнце, луну, ацтекский календарь, а иногда вдруг очертаниями и рельефом напоминающий о знаменитых доколумбовых руинах. Диск меняет цвет, вращается, надвигаясь на зрителя, и кажется легким, хотя весит две тонны, но здесь все кажется легким и теряет вес. По сюжету с неба, то есть с самолета, на парашюте спускается путешественник (клоун Эрик Коллер). Ошалев от бескрайнего поля желтых бархатцев, он обнаруживает торчащий из земли большой ржавый ключ, поворачивает — пространство скрипит и преображается. Синий конь скачет вслед за гигантской бабочкой — животных в дю Солей не используют принципиально, в коня забрались трое артистов, но конь, конечно, живой, как и бабочка. В старинном салуне трое «нижних» — джентльмены в рубашках и галстуках, подбрасывают, по-особому закрутив, «верхнюю» (номер «Адажио»). В салун с видом завсегдатаев заходят гигантские пауки, зрителям подмигивают кактусы. Ничего не понимающий в местных нравах клоун-турист изображает езду на велосипеде, не выпуская изо рта футбольного свистка (как же в Мексике без футбола!), и наконец забивает ревущему от хохота залу пенальти. Слишком разгорячившись, хочет добыть воды — струи дождя играют с ним в прятки: льют за шиворот, пока он вытягивает руки с фляжкой, и дурачат до полного изнеможения. Не сразу замечаешь, что у водяного занавеса есть узор — вышивка в виде цветов и животных. Это не видеопроекция: в 14 метрах над сценой устроен специальный мост, на нем резервуар с водой и шина с 174 форсунками, каждая из которых управляется индивидуально — так можно рисовать на дожде. Действие разогревает зрителей потихоньку, как будто нехотя, доводя до рева и визга. Эквилибрист Уго Ляфоле изображает всего лишь спасателя на пляже, а потом понимаешь, что он стоит на руках на вершине «этажерки» высотой в 12 метров. Жонглер Сильос Питляк уже не подбрасывает булавы — они вроде летают сами, одна падает, зал визжит; тот начинает заново — причем еще быстрее и быстрее. Были еще «Русские качели», где Татьяна Юркавец перепархивала с одной движущейся плоскости на другую: расстояние между ними — метров пять или больше. Был «Танцующий каучук» — номер, в котором Алексей Голобородько, неофициально признанный самым гибким человеком планеты, обвивал себя гигантской змеей — а потом оказывалось, что это его же ноги. Стоило бы еще сказать про особый занавес-цилиндр — он сделан в традиционной технике вырезания из бумаги и каждый рисунок на нем не случаен, но вникать в это опасно — можно увязнуть. Потому что после «Лусии» ты начинаешь читать все, что с ней связано,— биографии артистов (в дю Солей работает много выходцев из России и бывшего СНГ, да и вообще там что ни судьба — то роман), книги про Мексику, книги про цирк. И чем больше читаешь, тем крепче желание бросить все и уйти вместе с дю Солей. Вот как с цыганами раньше уходили.