БДТ отметил юбилей вместе с фондом «Про Арте» - «Театр»

Программа открылась пару недель назад показом работ самого именитого видеоартиста в мире Билла Виолы. В БДТ привезли две знаменитые его работы — «Квинтет изумленных» (2000, серия «Страсти») и «Три женщины» (2008, серия «Трансфигурации»), обе напрямую ссылающиеся на самую что ни на есть классику. В первом случае это облако образов «Босх, Мемлинг, Дюрер, Мантенья, японская скульптура, индийская и персидская миниатюра», во втором — «греческая похоронная скульптура, живописные портреты Джакометти, скульптуры Микеланджело и произведения суфийских мистиков».

Вторым главным действующим лицом проекта стал Ян Фабр. В театральном лексиконе стояло бы «сам Ян Фабр». Петербург эту его особость воспринимает как данность — после триумфальной выставки в Эрмитаже в 2016-м, где триумфальным было все: и хвала, и хула, Фабр нам всем тут как дальний родственник. Несколько спектаклей и одна посвященная ему выставка в подвале БДТ плюс транслируемый на экран на Дворцовой площади в день рождения Эрмитажа его перформанс «Любовь — высшая сила» — и город опять взят.

В обоих этих случаях — и с Виолой, и с Фабром — юбиляры вложились поровну: для БДТ принять Фабра — честь и удовольствие, для «Про Арте» показать Виолу — напомнить о сути своей институции, о том, что впервые Виолу и вообще мировой видеоарт показали в Петербурге именно они, и о том, что из этих показов выросло целое поколение критиков и художников, для которых язык видеоарта был именно таким, на высшей планке из возможного. А вот третья составляющая проекта, музыкальная, получилась из другого сора — не всемирно известные мэтры явились поздравить, а юбиляры сделали подарок себе самим: заказали сочинение одному из любимцев современной отечественной академической сцены Борису Филановскому. Получился «Архитектон Тета».

Сейчас уже трудно вообразить, какую огромную роль играли проартевские музыкальные проекты на питерской сцене в конце 1990-х — начале 2000-х, когда Филановский вместе с музыковедом Ириной Лесковской и дирижером Федором Ледневым организовал ансамбль современной музыки eNsemble и стал придумывать ни на что не похожие программы, сочетавшие старую музыку и только что ставший классикой XX век, специально сочиненные опусы и всякое новое модное западное, устраивать открытые композиторские конкурсы «Пифийские игры» и «Шаг влево», выходить за пределы филармонического и домкомпозиторского формата. eNsemble, конечно, был и просветительским, и терапевтическим проектом, который приучал к слушанию новой музыки довольно широкую публику и к исполнению — молодых музыкантов. В последние годы eNsemble как-то растворился. Перформанс в Фанерном театре стал его возвращением к жизни — хочется надеяться, что не разовым.

«Архитектон Тета», названием обязанный текстам Казимира Малевича, определяется автором как звуковая скульптура. В первой части Филановский решил использовать Фанерный театр не как перформативное пространство, а как звучащее тело — гигантский музыкальный инструмент, «проглотивший» ансамбль из 13 музыкантов. Инструменталисты внутри, хор по периметру — певцы камерного хора Festino — были равномерно расставлены от самого входа в БДТ вдоль стен конструктивистского лабиринта Шишкина-Хокусая. Публика — в свободном броуновском движении вокруг него: на лестнице, в фойе, галерее бельэтажа. Полностью прописанная партитура (музыканты играли по хронометрам) получилась тем не менее непредсказуемой и неповторяемой, так как каждый слушатель своим движением, его направлением и «ритмом» участвовал в сочинении. Вторая часть, наоборот, устроена как общий опыт. Всех собрали в зрительном зале и поместили не снаружи, а внутри звука: хор был расставлен по периметру зрительного зала, аккордеон (Сергей Чирков), в ритурнелях которого была слышна печальная ностальгическая нота, доносился сверху, из выходящей в зал ложи Фанерного театра.

Музыка «Архитектона» — медленный и довольно нежный звуковой «солярис», драматургия которого в первой половине для каждого слушателя определяется собственным маршрутом. Находиться внутри его звукового мира так хорошо и интересно, что трудно с ним расставаться: без текста и без программы ты отдаешься течению и мерцанию созвучий вокруг, сочетаниям тембров (которые, перемещаясь, можно регулировать), в общем — чистой форме. Малевич бы одобрил.

Большой драматический театр завершает празднование своего 100-летия вместе со своим младшим другом, Фондом культуры и искусства «Про Арте», которому в этом году исполняется 20 лет. Два повода — больше одного, и Санкт-Петербург получил в связи с этим отличный подарок — проект «Фанерный театр: программа современного искусства в БДТ», который весь декабрь держал в напряжении любителей современных музыки, театра и изобразительного искусства. Рассказывают Кира Немировская и Кира Долинина. Программа открылась пару недель назад показом работ самого именитого видеоартиста в мире Билла Виолы. В БДТ привезли две знаменитые его работы — «Квинтет изумленных» (2000, серия «Страсти») и «Три женщины» (2008, серия «Трансфигурации»), обе напрямую ссылающиеся на самую что ни на есть классику. В первом случае это облако образов «Босх, Мемлинг, Дюрер, Мантенья, японская скульптура, индийская и персидская миниатюра», во втором — «греческая похоронная скульптура, живописные портреты Джакометти, скульптуры Микеланджело и произведения суфийских мистиков». Вторым главным действующим лицом проекта стал Ян Фабр. В театральном лексиконе стояло бы «сам Ян Фабр». Петербург эту его особость воспринимает как данность — после триумфальной выставки в Эрмитаже в 2016-м, где триумфальным было все: и хвала, и хула, Фабр нам всем тут как дальний родственник. Несколько спектаклей и одна посвященная ему выставка в подвале БДТ плюс транслируемый на экран на Дворцовой площади в день рождения Эрмитажа его перформанс «Любовь — высшая сила» — и город опять взят. В обоих этих случаях — и с Виолой, и с Фабром — юбиляры вложились поровну: для БДТ принять Фабра — честь и удовольствие, для «Про Арте» показать Виолу — напомнить о сути своей институции, о том, что впервые Виолу и вообще мировой видеоарт показали в Петербурге именно они, и о том, что из этих показов выросло целое поколение критиков и художников, для которых язык видеоарта был именно таким, на высшей планке из возможного. А вот третья составляющая проекта, музыкальная, получилась из другого сора — не всемирно известные мэтры явились поздравить, а юбиляры сделали подарок себе самим: заказали сочинение одному из любимцев современной отечественной академической сцены Борису Филановскому. Получился «Архитектон Тета». Сейчас уже трудно вообразить, какую огромную роль играли проартевские музыкальные проекты на питерской сцене в конце 1990-х — начале 2000-х, когда Филановский вместе с музыковедом Ириной Лесковской и дирижером Федором Ледневым организовал ансамбль современной музыки eNsemble и стал придумывать ни на что не похожие программы, сочетавшие старую музыку и только что ставший классикой XX век, специально сочиненные опусы и всякое новое модное западное, устраивать открытые композиторские конкурсы «Пифийские игры» и «Шаг влево», выходить за пределы филармонического и домкомпозиторского формата. eNsemble, конечно, был и просветительским, и терапевтическим проектом, который приучал к слушанию новой музыки довольно широкую публику и к исполнению — молодых музыкантов. В последние годы eNsemble как-то растворился. Перформанс в Фанерном театре стал его возвращением к жизни — хочется надеяться, что не разовым. «Архитектон Тета», названием обязанный текстам Казимира Малевича, определяется автором как звуковая скульптура. В первой части Филановский решил использовать Фанерный театр не как перформативное пространство, а как звучащее тело — гигантский музыкальный инструмент, «проглотивший» ансамбль из 13 музыкантов. Инструменталисты внутри, хор по периметру — певцы камерного хора Festino — были равномерно расставлены от самого входа в БДТ вдоль стен конструктивистского лабиринта Шишкина-Хокусая. Публика — в свободном броуновском движении вокруг него: на лестнице, в фойе, галерее бельэтажа. Полностью прописанная партитура (музыканты играли по хронометрам) получилась тем не менее непредсказуемой и неповторяемой, так как каждый слушатель своим движением, его направлением и «ритмом» участвовал в сочинении. Вторая часть, наоборот, устроена как общий опыт. Всех собрали в зрительном зале и поместили не снаружи, а внутри звука: хор был расставлен по периметру зрительного зала, аккордеон (Сергей Чирков), в ритурнелях которого была слышна печальная ностальгическая нота, доносился сверху, из выходящей в зал ложи Фанерного театра. Музыка «Архитектона» — медленный и довольно нежный звуковой «солярис», драматургия которого в первой половине для каждого слушателя определяется собственным маршрутом. Находиться внутри его звукового мира так хорошо и интересно, что трудно с ним расставаться: без текста и без программы ты отдаешься течению и мерцанию созвучий вокруг, сочетаниям тембров (которые, перемещаясь, можно регулировать), в общем — чистой форме. Малевич бы одобрил.