Компания La Veronal станцевала в ГМИИ - «Театр»

С актуальным испанским танцем (Национальный театр Испании эпохи Начо Дуато можно считать уже современной классикой) Москва познакомилась этой осенью: на фестивале DanceInversion выступила труппа Kukai Dantza из Страны Басков со спектаклем «Оскара», который поставил Маркос Морау — скорее режиссер, чем хореограф, а также теоретик драмы, дипломированный специалист по фотографии, кино, литературе и лауреат Национальной танцевальной премии Испании. На «Контекст» приехала уже его собственная компания — La Veronal, которую этот многогранный специалист сформировал в 2005 году из себе подобных «многостаночников» для взаимопроникновения различных видов искусства. 35-минутный проект «Equal Elevations» («Равные высоты») и нацелен на такое взаимодействие.

Впервые он был представлен в 2016 году в мадридском Центре искусств королевы Софии — в том вытянутом прямоугольном голом зале, где размещена скульптура «Равный—параллельный / Герника—Бенгази» Ричарда Серры. Предполагалось, что с его гигантскими стальными блоками танцовщики вступят в диалог под музыку Стива Райха, друга и соратника скульптора, что поможет придать новые смыслы и движениям артистов, и неподвижной скульптуре.

Проект имел успех, и оставить его достоянием истории только из-за того, что одна из сторон диалога — многотонная драгоценная скульптура — не может путешествовать по миру, было бы слишком расточительно, поэтому артисты приспособились применять свои когнитивные способности по отношению к другим музейным экспонатам. Так проект, попутешествовав по музеям, добрался и до ГМИИ, где экспонатов ему не предоставили. «Говорливым» оказалось само пространство Итальянского дворика: окруженный стульями квадрат со стороной метров в шесть выгородили люминесцентными лампами непосредственно перед копией портала Руанского собора, послужившей впечатляющим задником для выступления четырех артистов.

Заявленные кураторами «константа сложной морфологии движения», а также «противопоставление гравитации и невероятных способностей тела» на деле оказались не устрашающе наукообразным, а, страшно сказать, скорее даже развлекательным представлением. Связки черных воздушных шаров, выпущенных артистами из рук в самом начале действия, застыли под высоким музейным потолком: гравитация так гравитация. И действительно, прыжки и прочие разновидности элевации в спектакле категорически отсутствовали — кульминационные эпизоды разворачивались на полу. Вертикальные же танцы основывались на остроумном преломлении брейк-дансовой марионеточной техники puppet: испанцы совмещали «кукол» с «кукловодами», передвигая руками свои конечности; фиксировали и подчеркивали микропаузами все мыслимые углы своих тел, наконец, придавали кистям и позициям рук пародийную форму испанских национальных танцев — от классического болеро до общеизвестного фламенко.

Главным же аттракционом оказался партерный дуэт двух полутанцовщиц-полуакробаток, основанный на затейливой путанице переплетающихся конечностей и тел. Спору нет, прием не новый: еще в 1950-е Игорь Моисеев использовал его в своей «Польке-лабиринте». Однако применен он оригинально, а благодаря телесной экстремальности артисток и костюмам (белые гольфы, черные кюлоты, черные длиннорукавные топы в крупный белый горох) эффект получается разительный: разобраться, где чьи ноги, тело, голова и руки, как они сюда попали и каким образом их удастся расплести, кажется совершенно невозможным.

К слову, именно костюмы придавали действу дополнительную глубину, направляя воображение зрителей и к корриде, и к барочным куртуазностям, и к комедии дель арте, и к исконному танцевальному искусству Испании. А серьезные выражения лиц гистрионов и многозначительная подборка музыки (кроме Райха звучали и Дэвид Боуи, и традиционное канте хондо, и Штефан Грасс) заставляли заподозрить, что за внешней незатейливостью проекта кроются интеллектуальные бездны современного искусства.

Признаком (хотя тоже не новым) современности оказалась и умеренная «интерактивность» представления: одна из артисток завершила соло на лестнице, заполненной зрителями, а в особо лиричный момент каждый из четверки танцовщиков подобрал себе пару среди зрителей. Заключив избранников в объятия, артисты, по-брейковски «распадаясь» на части, сползли на пол и замерли сломанными марионетками, предоставив своим смущенным партнерам самостоятельно заканчивать «общение» и возвращаться на места. Среди них оказалась и Марина Лошак, оробевшая и одновременно польщенная непривычной ролью: за десятилетия, которые ГМИИ посвятил коллаборации с иными видами искусств (так, одновременно с «Equal Elevations» в Белом зале проходил один из традиционных «Декабрьских вечеров»), директор музея еще никогда лично не участвовал в представлении.

В рамках фестиваля Context. Diana Vishneva испанская компания La Veronal выступила с проектом «Equal Elevations» в Итальянском дворике Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина. Рассказывает Татьяна Кузнецова. С актуальным испанским танцем (Национальный театр Испании эпохи Начо Дуато можно считать уже современной классикой) Москва познакомилась этой осенью: на фестивале DanceInversion выступила труппа Kukai Dantza из Страны Басков со спектаклем «Оскара», который поставил Маркос Морау — скорее режиссер, чем хореограф, а также теоретик драмы, дипломированный специалист по фотографии, кино, литературе и лауреат Национальной танцевальной премии Испании. На «Контекст» приехала уже его собственная компания — La Veronal, которую этот многогранный специалист сформировал в 2005 году из себе подобных «многостаночников» для взаимопроникновения различных видов искусства. 35-минутный проект «Equal Elevations» («Равные высоты») и нацелен на такое взаимодействие. Впервые он был представлен в 2016 году в мадридском Центре искусств королевы Софии — в том вытянутом прямоугольном голом зале, где размещена скульптура «Равный—параллельный / Герника—Бенгази» Ричарда Серры. Предполагалось, что с его гигантскими стальными блоками танцовщики вступят в диалог под музыку Стива Райха, друга и соратника скульптора, что поможет придать новые смыслы и движениям артистов, и неподвижной скульптуре. Проект имел успех, и оставить его достоянием истории только из-за того, что одна из сторон диалога — многотонная драгоценная скульптура — не может путешествовать по миру, было бы слишком расточительно, поэтому артисты приспособились применять свои когнитивные способности по отношению к другим музейным экспонатам. Так проект, попутешествовав по музеям, добрался и до ГМИИ, где экспонатов ему не предоставили. «Говорливым» оказалось само пространство Итальянского дворика: окруженный стульями квадрат со стороной метров в шесть выгородили люминесцентными лампами непосредственно перед копией портала Руанского собора, послужившей впечатляющим задником для выступления четырех артистов. Заявленные кураторами «константа сложной морфологии движения», а также «противопоставление гравитации и невероятных способностей тела» на деле оказались не устрашающе наукообразным, а, страшно сказать, скорее даже развлекательным представлением. Связки черных воздушных шаров, выпущенных артистами из рук в самом начале действия, застыли под высоким музейным потолком: гравитация так гравитация. И действительно, прыжки и прочие разновидности элевации в спектакле категорически отсутствовали — кульминационные эпизоды разворачивались на полу. Вертикальные же танцы основывались на остроумном преломлении брейк-дансовой марионеточной техники puppet: испанцы совмещали «кукол» с «кукловодами», передвигая руками свои конечности; фиксировали и подчеркивали микропаузами все мыслимые углы своих тел, наконец, придавали кистям и позициям рук пародийную форму испанских национальных танцев — от классического болеро до общеизвестного фламенко. Главным же аттракционом оказался партерный дуэт двух полутанцовщиц-полуакробаток, основанный на затейливой путанице переплетающихся конечностей и тел. Спору нет, прием не новый: еще в 1950-е Игорь Моисеев использовал его в своей «Польке-лабиринте». Однако применен он оригинально, а благодаря телесной экстремальности артисток и костюмам (белые гольфы, черные кюлоты, черные длиннорукавные топы в крупный белый горох) эффект получается разительный: разобраться, где чьи ноги, тело, голова и руки, как они сюда попали и каким образом их удастся расплести, кажется совершенно невозможным. К слову, именно костюмы придавали действу дополнительную глубину, направляя воображение зрителей и к корриде, и к барочным куртуазностям, и к комедии дель арте, и к исконному танцевальному искусству Испании. А серьезные выражения лиц гистрионов и многозначительная подборка музыки (кроме Райха звучали и Дэвид Боуи, и традиционное канте хондо, и Штефан Грасс) заставляли заподозрить, что за внешней незатейливостью проекта кроются интеллектуальные бездны современного искусства. Признаком (хотя тоже не новым) современности оказалась и умеренная «интерактивность» представления: одна из артисток завершила соло на лестнице, заполненной зрителями, а в особо лиричный момент каждый из четверки танцовщиков подобрал себе пару среди зрителей. Заключив избранников в объятия, артисты, по-брейковски «распадаясь» на части, сползли на пол и замерли сломанными марионетками, предоставив своим смущенным партнерам самостоятельно заканчивать «общение» и возвращаться на места. Среди них оказалась и Марина Лошак, оробевшая и одновременно польщенная непривычной ролью: за десятилетия, которые ГМИИ посвятил коллаборации с иными видами искусств (так, одновременно с «Equal Elevations» в Белом зале проходил один из традиционных «Декабрьских вечеров»), директор музея еще никогда лично не участвовал в представлении.